сколько дней лежат в реанимации при коронавирусе на ивл
Сколько дней лежат в реанимации при коронавирусе на ивл
Проблема поражения легких при вирусной инфекции, вызванной COVID-19 является вызовом для всего медицинского сообщества, и особенно для врачей анестезиологов-реаниматологов. Связано это с тем, что больные, нуждающиеся в реанимационной помощи, по поводу развивающейся дыхательной недостаточности обладают целым рядом специфических особенностей. Больные, поступающие в ОРИТ с тяжелой дыхательной недостаточностью, как правило, старше 65 лет, страдают сопутствующей соматической патологией (диабет, ишемическая болезнь сердца, цереброваскулярная болезнь, неврологическая патология, гипертоническая болезнь, онкологические заболевания, гематологические заболевания, хронические вирусные заболевания, нарушения в системе свертывания крови). Все эти факторы говорят о том, что больные поступающие в отделение реанимации по показаниям относятся к категории тяжелых или крайне тяжелых пациентов. Фактически такие пациенты имеют ОРДС от легкой степени тяжести до тяжелой.
В терапии классического ОРДС принято использовать ступенчатый подход к выбору респираторной терапии. Простая схема выглядит следующим образом: низкопоточная кислородотерапия – высокопоточная кислородотерапия или НИМВЛ – инвазивная ИВЛ. Выбор того или иного метода респираторной терапии основан на степени тяжести ОРДС. Существует много утвержденных шкал для оценки тяжести ОРДС. На наш взгляд в клинической практике можно считать удобной и применимой «Берлинскую дефиницую ОРДС».
Общемировая практика свидетельствует о крайне большом проценте летальных исходов связанных с вирусной инфекцией вызванной COVID-19 при использовании инвазивной ИВЛ (до 85-90%). На наш взгляд данный факт связан не с самим методом искусственной вентиляции легких, а с крайне тяжелым состоянием пациентов и особенностями течения заболевания COVID-19.
Тяжесть пациентов, которым проводится инвазивная ИВЛ обусловлена большим объемом поражения легочной ткани (как правило более 75%), а также возникающей суперинфекцией при проведении длительной искусственной вентиляции.
Собственный опыт показывает, что процесс репарации легочной ткани при COVID происходит к 10-14 дню заболевания. С этим связана необходимость длительной искусственной вентиляции легких. В анестезиологии-реаниматологии одним из критериев перевода на спонтанное дыхание и экстубации служит стойкое сохранение индекса оксигенации более 200 мм рт. ст. при условии, что используются невысокие значения ПДКВ (не более 5-6 см. вод. ст.), низкие значения поддерживающего инспираторного давления (не более 15 см. вод. ст.), сохраняются стабильные показатели податливости легочной ткани (статический комплайнс более 50 мл/мбар), имеется достаточное инспираторное усилие пациента ( p 0.1 более 2.)
Достижение адекватных параметров газообмена, легочной механики и адекватного спонтанного дыхания является сложной задачей, при условии ограниченной дыхательной поверхности легких.
При этом задача поддержания адекватных параметров вентиляции усугубляется присоединением вторичной бактериальной инфекции легких, что увеличивает объем поражения легочной ткани. Известно, что при проведении инвазинвой ИВЛ более 2 суток возникает крайне высокий риск возникновения нозокомиальной пневмонии. Кроме того, у больных с COVID и «цитокиновым штормом» применяются ингибиторы интерлейкина, которые являются выраженными иммунодепрессантами, что в несколько раз увеличивает риск возникновения вторичной бактериальной пневмонии.
В условиях субтотального или тотального поражения дыхательной поверхности легких процент успеха терапии дыхательной недостаточности является крайне низким.
Собственный опыт показывает, что выживаемость пациентов на инвазивной ИВЛ составляет 15.3 % на текущий момент времени.
Алгоритм безопасности и успешности ИВЛ включает:
В связи с тем, что процент выживаемости пациентов при использовании инвазивной ИВЛ остается крайне низким возрастает интерес к использованию неинвазивной искусственной вентиляции легких. Неинвазивную ИВЛ по современным представлениям целесообразно использовать при ОРДС легкой степени тяжести. В условиях пандемии и дефицита реанимационных коек процент пациентов с тяжелой формой ОРДС преобладает над легкой формой.
Тем не менее, в нашей клинической практике у 23% пациентов ОРИТ в качестве стартовой терапии ДН и ОРДС применялась неинвазивная масочная вентиляция (НИМВЛ). К применению НИМВЛ есть ряд ограничений: больной должен быть в ясном сознании, должен сотрудничать с персоналом. Допустимо использовать легкую седацию с целью обеспечения максимального комфорта пациента.
Критериями неэффективности НИМВЛ являются сохранение индекса оксигенации ниже 100 мм рт.ст., отсутствие герметичности дыхательного контура, возбуждение и дезориентация пациента, невозможность синхронизации пациента с респиратором, травмы головы и шеи, отсутствие сознания, отсутствие собственного дыхания. ЧДД более 35/мин.
В нашей практике успешность НИМВЛ составила 11.1 %. Зав. ОАИР: к.м.н. Груздев К.А.
Искусственная кома, транспортировка из Пинска, 23 дня на ИВЛ: волнительная история о том, как врачи подарили жизнь тяжелому пациенту с коронавирусом
Медики: все во имя жизни
Президент постоянно подчеркивает, что благодарен и Минздраву, и врачам за их самоотверженный труд в не-простых условиях пандемии коронавируса. «Мы боремся за каждого, как я и обещал. Мы с вами ценим здоровье каждого больше, чем он сам ценит свое здоровье», — отмечал Александр Лукашенко. Статистика излечившихся от коронавируса растет изо дня в день — это не может не радовать.
Но за каждой такой цифрой — своя уникальная, трогательная, полная преодолений история. История сильного человека, боровшегося за жизнь. История крепкой семьи, поддержавшей своей безграничной любовью. И, без сомнения, история героев — врачей, которые трудятся, не щадя себя. Накануне Дня медицинского работника мы расскажем от тревожного начала до счастливого конца одну из таких историй. И еще раз поблагодарим: врачи, медсестры, санитарки, низкий вам поклон!
Ничто не предвещало беды
«Теперь у нас все хорошо», — эту фразу неоднократно повторит миловидная блондинка невысокого роста. Это Алла, жена Михаила Бут-Гусаима, одного из самых тяжелых пациентов МНПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии. Она проводит нас в палату и осторожно накрывает мужа пледом, поправляя катетер на его шее. Во время разговора женщина несколько раз отведет взгляд, будто снова переживая месяц без сна и покоя. Ее кристально голубые глаза наполнятся слезами, которые она смущенно смахнет, ведь теперь у семьи все хорошо.
Алла и Михаил БУТ-ГУСАИМ вместе прошли сложный путь и мечтают вернуться домой.
49-летний Михаил присаживается на край больничной кровати и немного сиплым голосом делится своей историей. Точнее, той ее малой частью, о которой помнит, остальное мы постараемся воссоздать с помощью его жены и медиков.
— Я живу в Пинске, работаю директором местного предприятия «Амкодор-Пинск». Конечно, о коронавирусе мы все знали и принимали меры вроде масочного режима и постоянной дезинфекции. Но одно дело читать новости, а другое — ощутить на себе все ужасы болезни. 11 мая, в понедельник, я почувствовал себя нехорошо: поднялась температура, появилась заметная одышка. Сразу не придал этому значения, подумал: ерунда, напился холодной воды из колодца, вот и простудился. Но с каждым часом становилось все хуже.
— На следующий день мы вызвали терапевта, он прописал лекарства от ОРВИ, — помогает собрать пазл истории Алла. — Не действовало буквально ничего, в субботу муж уже не мог свободно дышать. В больницу ехать сопротивлялся, надеялся, что организм сам справится с болезнью.
Но не вышло: 17 мая Михаила доставили в реанимацию Пинской центральной больницы в крайне тяжелом состоянии. Мужчина признается: уже тогда он был в полусознании. Врачи сделали КТ, которое показало двустороннюю пневмонию, и получили положительный результат теста на коронавирус. Выход остался один — медикаментозная кома и подключение к аппарату ИВЛ. С тех пор для Михаила начался сон длиною в несколько недель, для его семьи — период страха за жизнь любимого сына, мужа и отца, а для врачей — время борьбы. Тогда еще никто не знал, кто выйдет из этой борьбы победителем.
Решение, изменившее судьбу
Владимир Рынкевич — заведующий отделением реанимации Пинской центральной больницы, куда впервые привезли Михаила Бут-Гусаима. Услышав фамилию своего бывшего пациента, медик перебивает меня на полуслове:
— Он поступил в тяжелом нестабильном состоянии, течение болезни было очень непредсказуемое. За ту неделю, что Михаил лежал в нашей реанимации, хуже ему не становилось, но мы думали, что так произойдет. Я постоянно созванивался с главным реаниматологом Брестской области и главным внештатным реаниматологом Минздрава, отправлял им параметры ИВЛ, докладывал о состоянии. Оно было «застывшим».
Заведующий отделением реанимации Пинской центральной больницы Владимир Рынкевич на реанимобиле транспортировал своего пациента в Минск.
Фото Павла КУНИЦКОГО
Медики обеспечивали респираторный уход, препятствовали возникновению осложнений, но в то же время четко понимали: если состояние Михаила не улучшится, его последний шанс — аппарат экстракорпоральной мембранной оксигенации (ЭКМО). Такой есть только в Минске.
— Самое сложное в нашей работе — принять решение и взять за него ответственность. Днем 22 мая состоялся консилиум, на котором мы обсуждали вопросы возможной транспортировки пациента. Это был непростой выбор, но, сопоставив пользу и риски, мы поняли: польза все превышает — Михаила нужно везти на реанимобиле в столицу. В 4 утра 23 мая я надел противочумный комбинезон и выехал вместе с водителем и фельдшером в Минск.
На протяжении 3,5 часа Владимир не сводил с пациента глаз. Он следил за давлением, количеством кислорода в крови, корректировал аппарат ИВЛ, подбирая оптимальный режим.
— В пути проводилась инфузионная терапия, помогающая поддержать артериальное давление. Все время Михаил находился под наркозом — я постоянно вводил седативные препараты, чтобы он не проснулся и от шока не наделал беды. Все эти манипуляции проводились в костюме — было сложно, жарко, но я об этом не думал. Перед глазами — жизнь человека и ответственность перед его семьей.
Можно только догадываться, что пережила супруга Михаила в это непростое время. Алла была против, но мы считаем важным рассказать: стресс настолько сильно повлиял на ее организм, что в какой-то момент она, казалось, разучилась говорить. Внимательные врачи тут же отправили женщину на МРТ, чтобы, не дай бог, не пропустить возможный микроинсульт. Подозрения не подтвердились, но неожиданно компьютерная томография показала другую серьезную «болячку» — двустороннее воспаление легких. Результат ПЦР-исследования не заставил себя ждать — у Аллы подтвердили COVID-19. К счастью, восстанавливалась женщина недолго — своевременное обращение к медикам сыграло ей на руку.
В Минском научно-практическом центре хирургии, трансплантологии и гематологии возвращают к жизни самых тяжелых пациентов со всей страны.
«Он будет жить»
Ранним утром 23 мая в реанимацию № 2 МНПЦ хирургии, трансплантологии и гематологии поступил новый пациент. Врач анестезиолог-реаниматолог Елена Бучкина не скрывает своего первого впечатления:
— Михаила привезли в крайне тяжелом состоянии: без сознания, на ИВЛ, с жесткими параметрами вентиляции. Состояние легких было настолько плохим, что организм требовал высокой степени аппаратной поддержки. В медикаментозную кому пациента ввели еще в Пинске, с помощью нее он пережил самый критичный период своей жизни, поэтому ничего не помнит.
Врач анестезиолог-реаниматолог Елена Бучкина
Анамнез Михаила не вселял оптимизма: течение пневмонии, вызванной COVID-19, значительно осложняло сопутствующие заболевания — артериальная гипертензия, острое повреждение почек на фоне тяжелого воспаления и гиперстеническое телосложение пациента.
— Когда я увидела пациента, подумала, что нам будет очень сложно привести его к успеху. Я понимала, что нас ждет длительный путь и у Михаила не получится избежать всех осложнений. Абсолютно у всех медиков возникли серьезные опасения по поводу его перспектив. Главное, что мы проводили, помимо респираторной поддержки, — это антибактериальная терапия. Ставили всевозможные капельницы, назначали препараты, улучшающие работу всех систем организма: дыхательной, сердечно-сосудистой, почек и печени. Спустя три недели я поняла: точка, которая разделяет состояние пациента на до и после, пройдена. Он будет жить.
Из комы Михаила выводили постепенно. По словам врача, когда мужчина пришел в себя, он даже не понимал, что происходит и где он находится.
— От нас он впервые услышал всю историю своего заболевания. Я бы сказала, воспринял ее с удивлением и некоторым испугом. Человек, который практически месяц был в коме, не мог поверить, что это произошло с ним — он думал, что заснул на пару часов и проснулся. После отлучения от аппарата ИВЛ Михаил несколько дней дышал увлажненным кислородом через трахеостомическую трубку в горле, позже ее убрали. Еще несколько дней он учился садиться, крутил велосипед, занимался лечебной физкультурой. Когда мы поняли, что все хорошо, перевели его в обычную палату торакального отделения.
Лечащие врачи сделали все и даже немного больше, чтобы Михаил пошел на поправку.
Сегодня, фотографируясь со своим пациентом, Елена светится от счастья. Свои чувства она описывает эмоционально: глубокое удовлетворение.
— Мы все рады, что получилось подарить пациенту шанс на новую жизнь. Здорово, когда результат твоей работы успешен и усилия потрачены не зря.
Алла Бут-Гусаим тоже вспоминает, как звонила в отделение реанимации и каждый день ждала, что ей скажут: «Ваш муж идет на поправку».
— Врачи рассказывали все до мельчайших подробностей: как Миша пережил ночь, какие успехи делает, как борется его организм. Когда вывели из комы, настроение улучшилось у всех: Миша потихоньку начинал реагировать на разговоры и команды. Потом еще один праздничный день, когда его в первый раз посадили на кровати. Все это время я была в Пинске и отгоняла от себя дурные мысли. Думала только об одном: у нас все будет хорошо.
Надеялся на это и Владимир Рынкевич, который каждый день интересовался состоянием своего бывшего пациента.
— Я ликовал, когда Михаил начал поправляться. Только тогда выдохнул и все проанализировал. С профессиональной точки зрения подумал: не зря у меня высшая категория, — улыбается медик. — Эта болезнь новая, неведомая, приятно осознавать, что мы делаем успехи в плане ее лечения. Хотелось бы, чтобы и впредь все так же хорошо заканчивалось.
Медики чувствуют эмоциональный подъем, когда удается подарить пациенту шанс на вторую жизнь.
Впереди долгий путь
Алла трепетно держит Михаила за руку и в перерывах между вспышками камеры гладит его по плечу. Вживую она увидела мужа только неделю назад — спустя 25 дней разлуки.
— Мы оба нервничали, это было как первое свидание. Я боялась зайти в палату. Под дверью собиралась с мыслями минут пять, санитарка спрашивает: «Чего вы стоите?» А я просто не могла перейти через порог. Но сейчас у нас все хорошо — потихоньку выздоравливаем, набираемся сил. Вот, видите, мы уже сидим, делаем первые шаги.
Сейчас лечением Михаила занимается врач-хирург Вячеслав Ерохов. Он, как и свойственно мужчине, малоэмоционален и подходит к вопросу терапии с холодным рассудком:
— С пациентом еще нужно работать. Михаилу нельзя залеживаться, я постоянно напоминаю ему фразу «Движение — жизнь», стараюсь так его стимулировать. Сейчас пациент получает антибактериальную и противоязвенную терапию, ему обрабатывают кожу для профилактики пролежней, дают отхаркивающие препараты, делают анализы крови и рентген. Он уже прошел критическую стадию и не требует постоянного наблюдения врача, но и расслабляться еще очень рано. Михаил понял, что миновал реанимацию, и пока думает, что для него все закончилось. На самом деле нет. Впереди у него большая работа над собой, долгий путь реабилитации.
Врач-хирург Вячеслав Ерохов
Поклон за подаренный шанс
Михаил и Алла воркуют, сидя на краю кровати. Эта ситуация снова влюбила их друг в друга и заставила забыть прежние обиды. В следующем году они отметят бархатную свадьбу — 29-летие брака.
— У меня такая сильная, красивая, любимая жена — я стал ценить ее сильнее, — Михаил украдкой поглядывает на Аллу. — Но я бы больше никогда не увидел свою семью, если бы не чудо, сотворенное руками врачей. Помню, впервые после комы открыл глаза, а медики мне: «Михаил, просыпайтесь. Вы в больнице, все самое страшное позади». Олег Олегович Руммо недавно заходил, говорит: «Где тут Бут-Гусаим лежит? Поднимайтесь, не скромничайте». Медики так старались не только для меня, а для каждого пациента. Хочется, чтобы в первую очередь все они были здоровы и продолжали свое благое дело. После пережитого я всем советую как можно раньше обращаться к врачам, потому что самолечение приводит к страшным последствиям.
— Огромнейшее спасибо врачам реанимации пинской больницы, низкий поклон медикам МНПЦ. Дай Господь всем здоровья, чтобы их силы только утраивались. Я всю жизнь буду благодарить людей, которые спасли моего любимого Мишеньку, — расчувствовалась Алла. — Такое счастье, что уже все позади. Осталось немного, мы поедем домой, а там и стены лечат.
Олег РУММО, директор Минского научно-практического центра хирургии, трансплантологии и гематологии:
— Случай Михаила уникальный. Он мог находиться на ИВЛ только в положении лежа на животе — так удавалось сохранять газообмен в его легких. У пинского врача Владимира Рынкевича была очень сложная задача — транспортировать пациента более чем за 300 километров на реанимобиле. Было понятно, что, если пытаться его везти в положении на спине, он не выживет. Все это время у пациента была заинтубирована трахея, за него дышал аппарат, за функциями которого постоянно следил медик. То, что он совершил, — это уникальная вещь.
Я рад, что усилия моих коллег дали результат. Это сложный больной, которого везли сюда за последней надеждой. Нам понадобилось больше трех недель, чтобы стабилизировать и привести его в чувство. У него не работали почки, были нарушены функции сердца, медленно восстанавливалась функция легких. Несмотря на то что Михаил — молодой мужчина, у него обнаружилось много скрытых проблем, которые усугубил коронавирус. Мы сделали большое дело. Для семьи это чудо, а для врачей — хорошо проделанная работа.
Наша реанимация открылась для лечения пациентов с коронавирусом в мае, ежедневно в ней находится 10–12 человек — это самые тяжелые случаи со всей страны. За полтора месяца мы вылечили 5 пациентов, Михаил Бут-Гусаим — шестой. В основном у нас лежат пациенты молодого возраста, беременные женщины, люди, у которых когда-то была трансплантация органов и теперь возникла тяжелая коронавирусная инфекция, а также наши коллеги. Врачи находятся на передовой, нам важно по возможности их спасать. Как только мы видим, что жизни человека ничего не угрожает, переводим его в больницу, из которой он поступил.
Коронавирус и ИВЛ: как лечат самых тяжелых пациентов
— На какие сутки обычно развивается коронавирусная пневмония, требующая серьезной медицинской помощи? Часто слышу, что поражение легких начинается еще до первых симптомов заболевания.
Степень тяжести и распространенность воспалительного процесса в легких напрямую зависят от так называемой вирусной нагрузки, то есть количества вирусных частиц, которые попали в организм человека. Свою роль играют и состояние иммунной системы, генетические особенности, наличие сопутствующих заболеваний. Соответственно, чем больше вирусных частиц, слабее иммунитет, тем быстрее развивается и тяжелее протекает процесс. Хронические заболевания или какие-то генетические особенности, врожденные патологии тоже могут привести к более тяжелому течению COVID-19.
Действительно, поражение легких начинается еще до появления первых симптомов заболевания, но это вполне закономерно. Не будет клинических симптомов, если нет поражения. Я бы сформулировала эту мысль по-другому: главной особенностью COVID-19 является то, что имеющаяся у пациента клиническая картина часто не соответствует степени поражения легких. Этот феномен проявляется, например, неожиданными находками двусторонних пневмоний при случайно выполненных рентгенографии или компьютерной томографии легких. То есть человек чувствует себя хорошо, серьезных жалоб нет, а обратился в учреждение здравоохранения с каким-то другим заболеванием, ему выполнили КТ или рентген и нашли пневмонию. При этом характерных признаков воспаления (кашля, температуры, одышки) не было. Эта особенность коронавирусной инфекции и ставит ее в уникальное положение, когда приходится предпринимать комплекс шагов для своевременного выявления.
— В ситуации, если это случайно выявленная пневмония, она протекает легко или может перейти в тяжелую форму?
К слову, на многих смартфонах, фитнес-трекерах, умных часах есть функция пульсоксиметра. Например, в некоторых моделях смартфонов на задней панели рядом с камерой находится датчик сердечного ритма. К нему надо приложить палец и с помощью установленного приложения измерить уровень сатурации и частоту сердечных сокращений.
— В каких случаях принимается решение о подключении пациента с COVID-19 к аппарату искусственной вентиляции легких? Речь идет о пограничных состояниях?
— В принципе некорректно сравнивать летальность среди тех пациентов, которые находились на аппарате искусственной вентиляции легких, и тех, которые обошлись без ИВЛ. Это две совершенно разные группы. В аппаратном дыхании нуждаются люди, которые по каким-то причинам не могут дышать самостоятельно, у них критически нарушен газообмен в легких: кислород не может перейти из легочной альвеолы в кровь, а углекислый газ, наоборот, из крови в альвеолу. Это угрожающая жизни ситуация, поэтому перевод на ИВЛ действительно в какой-то мере последний шанс на спасение.
Что касается SARS-COV-2, который вызывает COVID-19, на сегодня лекарственных средств с хорошей доказательной базой против этого вируса нет. Мы уповаем на ответ собственной иммунной системы человека. Аппаратная поддержка (по сути, искусственное жизнеобеспечение) дает время организму справиться с вирусной нагрузкой.
— Есть ли методы, позволяющие отсрочить перевод пациентов с коронавирусом на искусственную вентиляцию легких?
На ИВЛ переводятся только те пациенты, у которых кислородотерапия с помощью носовых катетеров или лицевой маски и поворот на живот были неэффективны. Если эти меры не позволяют добиться улучшения оксигенации, мы принимаем решение о переводе на аппаратное дыхание, что позволяет моделировать функцию дыхания и увеличить процент кислорода в подаваемой смеси.
— Пожалуй, только высококлассный специалист четко знает, когда человека нужно переводить на ИВЛ. Ведь промедление, как и спешка, может сыграть не в пользу человека.
— Действительно, это должны быть высококвалифицированные анестезиологи-реаниматологи со стажем. На самом деле есть ряд еще более тонких и информативных показателей, кроме сатурации. Например, в реанимационных отделениях мы берем артериальную кровь для проведения лабораторных исследований, анализируются ее кислотно-основное состояние и газовый состав. Если парциальное напряжение кислорода меньше определенного уровня, это является абсолютным основанием для перевода на искусственную вентиляцию легких.
— А проводится ли обучение врачей в регионах? Ежедневно появляются новые знания по ведению коронавирусных пациентов, этот опыт важно донести до коллег.
— За каждым регионом закреплены консультанты, которые оказывают методологическую и практическую помощь, при необходимости могут выехать в конкретную больницу. Например, я закреплена за Гомельской областью. Кроме того, мы записываем видеолекции для докторов. Работы много, но она слаженная, врачи знают, что им делать.
Что касается перевода на ИВЛ, после 2009 года, когда была вспышка пневмоний, вызванных свиным гриппом, наша служба получила уникальный опыт. За эти годы мы очень далеко шагнули. В Беларуси накоплены знания и методики выхаживания пациентов с тяжелыми респираторными дистресс-синдромами, поэтому к этой пандемии мы были хорошо подготовлены. Аппаратов искусственной вентиляции легких у нас достаточно, есть квалифицированные кадры.
По данным наших зарубежных коллег, и мы это видим тоже, частота тромбозов у пациентов с COVID-19, находившихся в отделениях реанимации и интенсивной терапии, составляет порядка 30%. То есть у каждого третьего пациента с тяжелым течением COVID-19 имеют место какие-либо тромботические осложнения. Это могут быть тромбозы глубоких вен, тромбоэмболия легочной артерии, острый коронарный синдром, инфаркты или ишемические инсульты. Еще одной особенностью коронавирусной инфекции является то, что при COVID-19 отмечается полиорганность повреждения. То есть страдают не только легкие, но и сердце, и почки, и нервная система. А в этом случае ИВЛ не поможет, нужно улучшать реологические свойства крови.
— Многих ли пациентов удается отключить от ИВЛ и перевести в палату?
— Вопреки распространенному среди обывателей мнению, ИВЛ не приговор, отключить от аппарата удается достаточно много пациентов. Однако нужно понимать, что процесс отлучения может занимать до двух третей всего времени нахождения на искусственной вентиляции легких. Снять пациента с ИВЛ непросто, это искусство.
У человека, которого в критическом состоянии перевели на аппаратное дыхание, в течение нескольких дней развивается атрофия мышц. Особенно это касается пожилых людей, которым и так свойственна возрастная естественная потеря массы и силы мышц. Если пациент неделю находился на ИВЛ, заставить его мышцы снова работать становится очень сложно. Процесс отлучения пожилых от искусственной вентиляции легких занимает дни, недели. Обязательно приходит реабилитолог, делаем гимнастику и т.д.
— Как проходит отлучение пациента от ИВЛ? Есть ли какие-либо техники тренировки дыхания?
Процесс отлучения от аппарата постепенный. Как я отмечала, он может занимать от нескольких дней до нескольких недель в зависимости от возраста пациента, тяжести заболевания. Сначала мы тренируем дыхание с помощью аппарата, постепенно изменяя параметры. Условно говоря, здоровый человек делает 16 вдохов в минуту. Мы выставляем специальный режим вентиляции, чтобы аппарат дышал за пациента 12 раз, а остальные четыре вдоха он делал сам. Затем начинаем снижать аппаратную поддержку и в итоге выставляем режим спонтанного дыхания. И только тогда, когда у человека появляются силы, ставится вопрос о том, чтобы полностью снять его с ИВЛ.
— Нуждаются ли пациенты с COVID-19 после этого в длительной реабилитации?
— Все пациенты, которые проходят через критические состояния в реанимации, в том числе после пневмоний, нуждаются в длительной реабилитации. И легкие нужно восстановить, и оправиться от стресса. У нас ежегодно есть пациенты с тяжелыми пневмониями, дистресс-синдромами, система их реабилитации хорошо налажена.
— Может ли экстракорпоральная мембранная оксигенация (ЭКМО) стать альтернативой ИВЛ при лечении коронавирусных пациентов?
— ЭКМО широко применяется, в частности, в кардиохирургии. Что касается тяжелых форм ОРДС, экстракорпоральная мембранная оксигенация показана пациентам с тяжелыми его формами, когда кислород не проходит из альвеол в кровь, то есть при неэффективности поддержания газообмена с помощью ИВЛ. Однако эта процедура непростая, очень дорогая и требует специально подготовленного персонала. Ни в одной стране мира ЭКМО не является панацеей и не может служить полноценной альтернативой ИВЛ, потому что тяжесть состояния связана не только с респираторными нарушениями, но и тромбозами, тромбоэмболиями и диссеминированным внутрисосудистым свертыванием крови.
Метод может точечно использоваться в отдельных случаях при ряде условий. При COVID-19 ЭКМО на сегодня используется нечасто. С момента начала эпидемии пациентам с подтвержденным диагнозом во всем мире проведено более 800 таких процедур, в том числе свыше 200 в Европе. С учетом количества заболевших это очень маленький процент.
— По прогнозам экспертов, коронавирусом переболеет большая часть земного шара. К счастью, 80-85% перенесут заболевание бессимптомно или в легкой степени. Какие рекомендации можно дать населению, чтобы не допустить тяжелого течения болезни и, соответственно, не попасть на ИВЛ?
Избежать встречи с вирусом будет трудно. Сейчас многие эксперты действительно прогнозируют, что около 70% населения земного шара переболеют. Этот вирус имеет тенденцию встроиться в обычную сезонную заболеваемость, поэтому не встретим его сегодня или завтра, встретим через год. В любом случае нужно постараться снизить вирусную нагрузку с помощью тех рекомендаций, которые дает наша система здравоохранения. Это очень простые правила, которые можно соблюдать и при этом работать и жить активной жизнью.
Например, группе риска в общественных местах желательно носить маски. Здоровым людям, кто не входит в группу риска, это не обязательно. Вместе с тем призываю к ответственности: если вы чувствуете себя плохо, вам не здоровится, проявите уважение к обществу и тоже наденьте маску, чтобы не заразить тех, кто находится рядом с вами.
Если вы не равнодушны и заботитесь об экологии, пользуйтесь в быту многоразовыми масками. Сейчас их в магазинах полно, на любой вкус и цвет, и стоят недорого. Неприятно видеть кучи выброшенных масок, валяющихся на земле возле лечебных учреждений, магазинов, во дворах. Да и в океане уже плавают тонны масок.